– Ты вообще пока о физических методах воздействия не думай, – попросил Рыбаков. – Дело здесь в психологии. Что ваш канал по сути убийства говорит, что в прокуратуре известно?
– Ножом в спину, “пику” не нашли. Повреждений там, синяков – нет, одежда в порядке, изнасилования не было…
– Да-а, какой-то совсем тупой случай. Никаких зацепок…
– Вот именно. Причин ее валить ни у кого нет…
– Это у тех, кого мы знаем. А насколько я понял, известно нам немногое. – Денис задумчиво подбросил на ладони зажигалку. – Сколько времени она там работала?
– Да там еще работы никакой не было. Так, крутились девчонки, протоколы о намерениях подписали, еще ни денег, ни контрактов… Открыться даже не успели, пока только переговоры шли – ну, издательства, модельные агентства, реклама… Я эту девчонку вообще толком не помню, их там десятка четыре было. Да и не мое это дело, я за порядком с бабками смотрел…
– Ну, не станем же мы предполагать, что так эту фирму разорить решили! Логики нет… Опять мы, блин, чего-то не знаем! Он точно ничего не должен был?
– Точно. Там бухгалтер наш…
– Значит, вариант с левачком отпадает. Это уже радует. А как сам барыга, на женский пол падок?
– Дык, как все. Особо чтоб слюни текли, не видел. Но я ж не проверял…
– Стоило бы проверить. Хотя, что сейчас говорить, мы все задним умом крепкие… Тем более что сам барыга явно не резал никого. Ты вспомни, может, кто около офиса крутился, ты ж там часто бывал.
– Типа маньяка?
– Не, братец. Если б это был маньяк, то и одежда была бы порвана, да и убили бы девушку явно не за городом, а где-нибудь на чердаке или в подвале поблизости. У нас с тобой к тому же квалификация не та, чтоб маньяков ловить… Кто там, кроме барыги, еще есть?
– Ну сотрудники, человек десять, девушки, я уже говорил. Так из других агентств приезжали – фотографы, визажисты разные… он собирался широко работать, с размахом…
– Эта категория резать никого не будет. Кто еще? Может, посторонние?
– Конкурсанток много было… На работу приходили устраиваться.
– Никого подозрительных?
– Я сегодня с коммерческим директором говорил, он пацан правильный, братишка младший одного из наших. Он на приеме сидел, со всеми база-рил. Нет, говорит, ничего такого…
– Блин, ну не может же быть, что девушку завалили какие-то левые уроды, а барыга на наших гонит! Есть у него интерес, есть! – Рыбаков стукнул кулаком по спинке стула.
– Диня, ты не волнуйся, я вспоминаю.
– Да не волнуюсь я, мы с тобой уже второй час сидим, а толку нет. Мне за ребят обидно, мы-то кофеек попиваем, а они на шконке парятся… Давай по новой. Всех, кого ты уже вспомнил, исключаем, думай о тех, кто случайно появлялся, друзья, приятели. – Рыбаков был редкостной занудой в смысле дела. С одной стороны, это помогало, с другой – частенько бесило окружающих. Денис мог часами ходить по кругу, перемалывая одно и то же – адвокатура многое потеряла в его лице.
Парашютист задумался.
Денис не торопил, разглядывал фасад Зимнего дворца, покачивая ногой. В стекляшке, где готовили кофе и бутерброды, увеличили громкость магнитофона и начался хит сезона “Я хороший мальчик”.
– Вырубите этот марш педофилов! – рявкнул Денис.
Из проема появилась голова продавца. Парашютист приподнялся. Звук мгновенно стих.
– Ненавижу этих уродов! – сказал Рыбаков. – Шелупень, особо этот, с бородкой, латинос недоделанный…
Парашютист вдруг хлопнул себя ладонью по лбу.
– Есть! Был один корешок!
– Ну-ка, ну-ка…
– Короче, видел я раз одного типа, не придал значения. Он к барыге заходил, дружок его вроде школьный. С виду зачуханный, приблатненного из себя корчил… Ты как про бородку сказал, я вспомнил – у того тоже чо-то на подбородке торчало. Все по фене пытался и пальчики расставить…
– Хорошо, ты не переживай, Костя, подробно, спокойно, – Денис успокоил возбужденного братка. Воспоминания Парашютиста требовалось баюкать и согревать в ладонях, как бутон розы в холодную зимнюю ночь. – Он сидел, как ты думаешь?
– Нет, точно нет. Может, по пьяни задерживали да в предвариловке нахватался…
– А с пикой бросится?
– Легко. Если кто послабее, точно. И на девчонку может.
– Значит, так, – Денис сцепил пальцы. – Этого корешка надо найти. И срочно. Он это или нет, разбираться нет времени. Он – хорошо, не он – думаем, как его подставить, и параллельно ищем настоящего убийцу. Если он такой энтузиаст зоновской романтики, пусть посидит чуток – для размышлений полезно.
– А чо потом кого-то искать? Из него признанку на раз выбьют…
– Ну, выбить не сложно. А мы что, не люди? Если невиновен, грех большой на себя возьмем. Нельзя так.
– Тоже верно. Куда тебе его привезти?
– Не надо никого никуда возить. Ты говорил, коммерческий – свой парень, вот пусть и узнает адрес и все, что возможно.
– Хорошо. Связь?
– Мне Антон свою трубу отдал. Если я вне зоны, звони Ортопеду, Горынычу или кому еще. Я вообще дома побуду, но в любом случае если куда поеду, то с кем-нибудь из пацанов.
– Договорились, – Парашютист встал и направился к машине.
На самом деле проблема, с которой столкнулась команда и примкнувший к ним Денис, не была решаема столь быстро и легко, как это предлагали резкие Горыныч или Ортопед.
Играть с государством в догонялки, совмещенные с “гасилками”, было стратегически неверно. Отсутствие более или менее весомых доказательств по уголовным делам не стоило ровным счетом ничего – следователи старались любыми способами получить признание, а есть “доказуха” или нет – им все едино. Любой гражданин, попавший под подозрение, почти автоматически переквалифицировался в обвиняемого и, если сам, исключительно своими силами, не мог доказать свою правоту, отправлялся по этапу. Создавалось впечатление, что главным, основополагающим принципом российского правосудия является не Уголовный кодекс и Конституция, а гаденькое изречение “нет дыма без огня”. Понятие презумпции невиновности воспринималось облеченными властью как разновидность матерного выражения, человек представлялся клеточкой или галочкой в отчете, а люди в целом – абстрактным “населением”. Взглянуть на происходящее с противоположной стороны стола следователи и не пытались, считая себя гениями сыска и свою позицию – единственно правильной.