К счастью, пистолеты были сданы на какую-то очередную проверку состояния оружия и биться приходилось вручную. Не привыкшие к таким “махаловкам” участковые чувствовали себя неуютно. К приезду патруля на ногах оставалось трое, включая Александрова. На него наставили автоматы и приказали сдаться.
– Ни за что! – закричал гордый Тулип.
– Матвеев! – предупредил старший наряда. – Мы будем стрелять!
– Я не Матвеев, – ответствовал Сергей и добавил: – А вы – не стрелки!
– Точно, это Сережа Александров из пятой квартиры, – радостно сообщила бабулька со второго этажа, с удовольствием наблюдавшая за ходом сражения.
– Сереженька, что они хотят? – спросила другая старушка. – Может, на телевидение позвонить? Чай, не тридцать седьмой год на дворе!
Тулипа любили за то, что он за два дня вывел в округе всех хулиганов и постоянно помогал многочисленным пожилым обитательницам дома – то продукты поднесет, то денежек подбросит, гвоздь где забить – Сережа никогда не отказывал. Где живешь, надо со всеми дружить.
Автоматы опустились. Ситуация была идиотская. Если приедут телевизионщики, то сегодня же вечером будет объявлено, что дюжина тупорылых ментов и два экипажа ППС нападают на граждан на улицах, естественно, по пьяни и, естественно, по скудоумию. Старший наряда стиснул зубы.
Скудоумие действительно присутствовало – ведущий “диверсионной группы” участковых перепутал Малую Ладожскую с Большой и вывел “ударное подразделение” в чужой двор. Хотя все были трезвые. Старший патруля прислонился к машине.
– Вызывай скорую, кретин. Коммандос хреновы! Как объяснять будем?
Тулип величественно удалился в свой подъезд.
– Группа хулиганов успела скрыться, – вздохнул околоточный Сусанин.
Ортопед с Пыхом увязались за Денисом на ревизию заводика Циолковского. Они были свободны – только поздно вечером надо было заехать “обкашлять” одну проблему с сибиряками. Ортопед накануне разжился очередной патриотической книжкой, и ему не терпелось блеснуть эрудицией. Тулип бросал “Субурбан” из ряда в ряд, сверхмощная машина со свистом рассекала теплый осенний воздух, окружающие автомобили разлетались, как вальдшнепы из кустов после выстрела.
Тулип довольно скалился.
– В России всегда было сильно развито национальное самосознание, – многозначительно начал Ортопед, – идеи соборности превалируют над индивидуализмом, насаждаемым Западом…
От обилия умных слов сидящему рядом с Ортопедом Пыху стало плохо.
– Мишель, ты язык не сломаешь? – протянул Денис. – Ты еще скажи “споспешествование”… Ортопед сбился с мысли.
– Какая соборность? Кончилась она, Мишель, с приходом Петра, и все…
– Как это кончилась?
– А так, совсем. Сначала истории с Лжедмитриями, потом Петр и – капец соборности.
– А русское сознание?
– Какое? – Денис был несколько зол, но не на братков, а на дурацкую историю с часами Абрамовича.
– Русское, ну, российское…
– Миша, да нет никаких русских. Мы даже название своей страны правильно произнести не можем – все базарим: Россия, Россия, а надо – Русия, с ударением на первый слог. Опять в луже – польские бояре на свой манер слово переделали при Иване Грозном и нам подсунули.
– А народа русского тоже нет? – Ортопед навис сзади.
– Нет, конечно. Их и было-то на реке Рось не так много. Ну, тысяч восемь. Новгородцы их в двенадцатом веке выгнали, больно гадостный народец попался, потом они в районе нынешнего Гамбурга обосновались, но их тоже скоро попросили оттуда за сволочной характер. А последних росичей в устье Гвадалквивира вырезали, в начале четырнадцатого века.
– А мы кто?
– А черт нас знает. Метисы какие-то. Намешали племен, кочевников всяких, вот мы и получились. Со своей дурной наследственностью и физической выносливостью – Тупиковая ветка, типа кроманьонцев. Лет через пятьсот генофонд стабилизируется, там и посмотрим.
– А культура?
– Какая культура?! Жуткая смесь совершенно разных стилей! Исконно русскую культуру, считай, давно на какие-то жалкие подделки заменили, черт-те что копируем, сами разобраться не можем! – Денис сегодня был настроен высказывать парадоксальные теории. Его за это часто называли “поперечиной”. – Хотя и у нас свои задвиги! Особенно в литературе. Ни в одной стране мира писателя “совестью нации” не назовут. Какая, к черту, совесть? Пишут из денег, все к кормушке лезут, поближе к правителям. А у нас с Пушкина понеслось… Достоевского, стопроцентного маньяка, выразителем русской души назвали! Да его квадратно-гнездовым' надо было, чтоб ручонки к бумаге не тянул! А так, если это буквально воспринимать, получается, что наша нация склонна к коллективной шизофрении. Что, в общем, вполне вероятно, если по истории судить… Банду психов сделали, а не нацию! Вот, Мишель, в чем корень зла, не в евреях и не в кавказцах! В том, что из народа ненормальных делают, управлять так удобнее. Со школы вбивают – Достоевский гений, Толстой – зеркало русской души, Есенин – певец деревни, Маяковского, ах, затравили! А надо, если по-честному – Достоевский, увы, маниакально-депрессивным психозом страдал. Толстой – развратник был еще тот, от него девки прятались, когда он деревни свои обходил, Есенин – наркуша, Маяк вообще выдал! Знаете, как он умер? Перед смертью штаны снял, в зад записку пихнул – “Жил грешно и умер смешно!” – голову в печку засунул и застрелился. Вот так-то! Но об этом никто никогда не расскажет… Как же, , образ поэта! Но ведь я не говорю о том, что всех забыть надо – совсем нет, просто человек – существо многоплановое, нельзя из одних гениев делать, а других забывать. Все мы люди, и все имеем право на самые разные поступки. Вот и все.