Толик-Нефтяник дисциплинированно остановил свой “БМВ” перед светофором, на котором зажегся красный сигнал.
Он уже протянул руку, чтобы взять сигарету, как тут автомобиль качнуло, и сзади раздался тупой удар. “БМВ” проехал на полметра вперед.
Толян вздохнул, вылез из машины и узрел ярко-синий “Запорожец”, вставший наискосок дороги.
В “запоре”, вжав голову в плечи, сидел какой-то очкарик.
– Тебе что, идиот, уже “мерседесов” мало? – завопил Толян.
Светофор мигнул зеленым.
Водители окружающих автомобилей не двигались с места, почтительно наблюдая разворачивающуюся сцену. Стоящий на углу метрах в тридцати от происшествия дорожный инспектор сделал вид, что его происходящее не касается, и отвернулся.
Толян распахнул дверцу “Запорожца”. Очкарик еще больше сжался и закрыл глаза.
– Слушай, мужик. Я тебя не трону и даже за царапину на бампере денег не возьму, – миролюбиво сказал Нефтяник, – ты мне только объясни, как ты тормозишь, когда меня тут Нет?..
Дело о перестрелке в “Белой лошади” сунули следователю Лезвийскому, которого даже в официальных документах частенько именовали Лесбийским. Что уж говорить о коллегах.
Несчастный фамилиеносец снял подписки о невыезде со всех сорока двух задержанных, троим предъявил обвинение в бандитизме и даже умудрился арестовать пьяницу Хрюкало, примеряя на него организацию этого безобразия. Чем не приглянулся “уроженцу” небезызвестного острова несчастный алкоголик, было неясно, но следователь даже немного “подуплил” его в кабинете – Хрюкало взял на себя лидерство в погроме и героем уехал в “Кресты”, откуда был выгнан через неделю постановлением прокурора Петроградского района и вернулся к себе в коммуналку.
К Лезвийскому в качестве “усиления” подключили Полякову, ту самую особу, что занималась делом Огнева и Ковалевского.
Поиски ею маньяка, терроризировавшего весь район, закончились безуспешно. И немудрено – бравая прокурорша, начитавшись Стивена Кинга и Дина Кунца[ Авторы мистических триллеров.
], вообразила себя героиней их повестей и вечерами дефилировала по району, мечтая о нападении с целью насилия. Разок все-таки напали – в одном из переулков в подворотне сняли часы и шапку, но, взглянув на убогую терпилу, отдали обратно. Да и нападение было так себе – о насилии и речи не шло, подросткам на бутылку не хватало. Единственным результатом, которого она добилась, было то, что районный прокурор Дедкин уже видеть ее не мог, ибо, гуляя по вечерам со своим спаниелем, регулярно натыкался на Полякову в мини-юбке и коротеньком пальтишке. Сей “натюрморт”[ Буквальный перевод – “мертвая природа”.] воспринимался прохожими как горестное повествование о судьбе купринской героини, и хотелось дать ей взаймы. Даже самому ужасному маньяку. И действительно, однажды к ней подошел мужчина в черном и с топором в руке и дал пять тысяч. Мужика наутро задержали – следователь проследила, в какую парадную он зашел. Полякова ходила гоголем, но “маньяк” оказался плотником из соседнего ЖЭКа и денег дал, думая, что женщине плохо. Свои пять тысяч он получил обратно, обозвав следователя напоследок “отъехавшей нимфоманкой”. На “нимфоманку” Полякова очень обиделась, так как сильно себя блюла.
Хотя никто и не посягал.
И вот эта комичная парочка следователей навалилась на группу свидетелей и обвиняемых. Их таскали на допросы по три раза в неделю, предъявляя студентам и домохозяйкам, инженерам и разнорабочим дикие доказательства их якобы “преступной деятельности”, и яростно требовали назвать “старшего”. На робкие попытки выяснить, что “зуботыки” имеют в виду под словом “старший”, Лезвийский с Поляковой зловеще шептали: “А вы назовите, мы сами разберемся”. В “старшие” попали и заведующий кафедрой одного института, и мастер трамвайного парка, и председатель гаражного кооператива. Прокуратуру захлестнула волна жалоб. Дедкин стал бояться выхолить на работу после столкновения с одним из “старших” – семидесятипятилетним дедушкой, героем Соцтруда, имя которого назвал от отчаяния один из задержанных студентов. Дедок огрел прокурора палкой в приемной, когда тот вежливо отправил его за разъяснениями к следователям.
Тут под сурдинку объявился Огнев, раздобывший домашний телефон прокурора и трезвонивший по поводу своего дела – Хорошо еще, не появлялся вечерами во дворе со своим доберманом. Что неоднократно предлагал, мотивируя это тем, что, мол, “собачки подружатся, глядишь, и дело уголовное с мертвой точки сдвинется”. Дедкин вежливо отказывался, однако терпение его было на пределе.
– Это вообще не проблема, – Рыбаков-старший щелкнул пальцами и поправил очки, – можно поместить в проводящий электричество раствор специальный гель с изменяемой характеристикой поверхностного натяжения. Будет вроде медузы. Окрасить в любой цвет можно. Задачка элементарная.
– А сколько это встанет в денежном эквиваленте? – Для отца “биокомпьютер” был залегендирован под дизайнерский изыск для приятеля.
– Ну, не много. Долларов сто. Ты Альтшуллеру позвони, думаю, он за пару дней сделает. Как раз он специалист по аморфным соединениям. У них лабораторию распустили, так любому приработку рад… Если хочешь, эта штука еще светиться будет, или искорки бегать…
– И такое возможно?
– Конечно. Если б ты дурью не маялся, а учился, то сам бы знал… – Папик лихо взлетел в седло любимого конька, но сынок быстро его оттуда сдернул.
– Я деньги зарабатываю. Поучиться еще успею…